Часть первая. Парадоксальная

Обливаясь потом, Петрович плюхнулся на колченогий табурет, стоящий за обшарпанным кухонным столом шестиметровой харчевой. Сдвинув дрожащей рукой грязную посуду с высохшими остатками бывших разносолов, он освободил небольшую поверхность стола и аккуратно придерживая призывно позвякивающую авоську, извлёк содержимое на стол. Привычным движением, он свернул голову поллитровке и наполнил первую попавшуюся грязную стопку беленькой, затем резко опрокинул стопарик внутрь себя и занюхал рукавом.
Реагируя на скрепяще-булькающие звуки, активировалось пространство соседней комнаты, и откуда-то из мрачной пыльной глубины раздался приглушённый, сиплый голос:
— Пива принёс?
Петрович повторил с беленькой, но уже не торопясь, аккуратно взяв стекло и оттопырив мизинец, он выпил содержимое мелкими глотками. Потом, выудив из пустой банки последний, подсохнувший без рассола, огурец, он смакуя и причавкивая, откусил половину.
— Принёс, — ответил в пустоту пространства, слегка поплывший Петрович. И тут же из глубины мрачного коридорья послышались неровно шаркающие шаги. В харчевую вошло неопределённого пола существо в длинном байковом халате засаленного цвета. Пушистые, крашенные клоки волос на голове вкупе с остатками яркого лака на обломанных ногтях, всё же с большей вероятностью определяли существо, как женщину, чем как мужчину.
Дама по хозяйски вытащила из кучи посуды, что скопилась в мойке, грязный стакан, поставила его на стол, и, сев напротив Петровича, кивнула, скосив глаза на стакан, что означало — “наливай”.
Петрович достал из авоськи бутыль “клинского” и налил Даме полный стакан пенного, потом он загадочно пошуршал в авоське и извлёк пакет с таранькой. Дама осушив до дна первую, с интересом посмотрела на пакет с рыбой:
— По пять?
— Вчера будет по пять, — отвечал расслабленный Петрович, наливая очередную стопку, — большие, поэтому по пять… вчера будут. А завтра только по три были. Вот, взял.
— Так вроде большие, — сказала дама, рассмотрев воблину, прежде чем долбануть ею о край стола, — те, что завтра были точно такие же, вон в ведре голова от завтрашней и хвост.. Один к одному.
Петрович скосил взгляд на переполненное мусорное ведро, которое стояло тут же и уцепившись за хвост, вытянул скелет завтрашней рыбы. Стряхнув плотно облепивших скелет таракашек, он понюхал добычу, лизнул и выдал вердикт,
— Нееее, это копчёная была. Иваныч послезавтра приносил, забыла что ли?
Дама к тому времени ловко очистила тарань и вынув пузырь поджарила его зажигалкой. Пузырь едко завонял и лопнул. Дама, обжигаясь, зажевала пузырь, запивая очередным стаканом с пенным.
— Я то не забыла, грю это вчерашние, что по пять будут. Иваныч остатки скумбрии коту скормил… послезавтра. А вчера по пять, но большие… будут.
— Дура. У меня всего было …цать, вот и считай, два пузыря, клинское твоё и эти… по три, мелкие, зараза, но завтрашние зато.
— Сам глаза разуй, какие они мелкие? Вот и икра ещё. Эти по пять, вчерашние будут. А завтрашние по три были в два раза меньше! Дурень ты, обманули тебя!
— Идиты! Точно! — и Петрович, допив первую поллитровку, достал вторую, скрутив и налив, он неторопливо выпил и покачал головой. — То-то я смотрю они огромные такие, вылитые вчерашние, но по три, как завтрашние были. Дурят нас, ой дурят!
— Да ясно, что дурят! И следят, чтоб мы не поняли на счёт завтрашней, что вчера будет, — весело подмигнула Дама и выпила пенного. Потом она резко встала, подошла к мойке, вытянулась на мысочки и прокричала прямиком в вентиляционную решётку, — Врёшь! Не возьмёшь, чёрт мордатый! — Затем она сурово опрокинула бутыль с клинским, но оттуда в стакан вылилось всего несколько капель. Дама посмотрела на Петровича и протянула стакан ему, — нукась, плесни своей.
Петрович смерил стакан подруги мутным взглядом и плеснул туда чутка беленькой, не забыв и себе в стопочку. Пили молча, не чокаясь.
— Ты кто?
— Я? Я — я, а что? — хихикнула захмелевшая Дама, закинув кокетливо ногу на ногу и затянувшись сигаретой.
— Дура ты, вот ты кто! — резюмировал Петрович и разлил остатки беленькой по стаканам. Дама пригубила и откусив от огурца, заметила:
— А ты ваще, кто такой?
— Где?
— Вчера!
— Я вчера по пять куплю! Дура! Накой ты мне сегодняшняя? Если у тебя и завтраших, по три не было! Вот накой?
— Да если б у меня было завтра пять, то разве я бы с тобой тут… Хотя у меня и трёх-то вчера не будет.
И тут.. Замерли яркие краски и поблекли звуки, воцарилась зловещая тишина. Кукушка застыла с открытым ртом, так и не успев сказать своё последнее “Ку”, стрелки часов прилипли к циферблату.
— Вот ты какой момент “здесь и сейчас”!!! А дельфины, это такие рыбы, которые всегда, — успел философски подумать засыпающий Петрович и рухнул головой на стол, где уже лежала мерно сопящая голова Дамы.

Пространство, это время, которое нужно для осознания мира и себя безвременно прошедших перед мгновением истины, которое уже случилось завтра.

Продолжение следовало вчера.

Часть вторая. Спирали

Завтра

Зал замер, боясь всколыхнуть своим восторженным дыханием нежную трепетность прекрасной Лебеди. Летящие «па», поворот, ещё, ещё, прыжок и будто бы споткнувшись осела, склонила голову, прикрыв её крыльями. Согласно либретто, Она умирала от раны в груди и пела свою прощальную песню, пока ещё живая среди  мёртвых декораций, под светом ослепляющих рамп, и зал умирал, задыхаясь от слёз, вместе с ней. Замолкали, растворяясь в глухой бездне закулисья, звуки, блекли без светофильтров краски. Последний аккорд, последний луч света. Всё. Тишина, беспощадная в своей безысходности, поглотившая пространство и затормозившая время…

Вчера

Кап, кап, кап, ка… Висок пульсировал в унисон капающей воде. Каждая капля, падающая на сваленную в раковине посуду, попадала точно в то место, которое тут же отзывалось свербящей болью в голове. Ныла поясница и руку ломило от тысяч иголочек,.. затекла. Петрович с трудом открыл слипшиеся веки. Кап, кап, ка… Боль умножилась жжением пересохшего горла и резью в глазах. Нещадное солнце палило сквозь настежь открытое окно, не замечая выцветшей, косо висевшей тряпки, когда-то служившей занавеской. Петрович приподнял голову и опираясь руками на стол, медленно встал. Штормило, дыхание сбивалось, а в груди гулко ухало, подыгрывая пульсирующей боли в висках.
Он подошёл к раковине, включил воду и, наклонившись, стал жадно пить прям из крана, придерживая струю трясущейся ладонью.
— Фу..х.. , — Петрович вытер рот рукой и посмотрел на стол думая обнаружить недопитое накануне. Грязные стаканы, пустые опрокинутые бутылки не оставляли надежды. И тут его взгляд упал на торчащие из под стола ноги в поношенных пляжных шлёпанцах, и бурую лужу, которая окружала их, словно ореолом. Петрович наклонился. На полу в странной позе, неестественно вывернувшись, лежала Она.
— Э, — и Петрович легонько пнул её ногой, — ты почему Тут Так…?
Дама не отвечала, глядя куда-то сквозь Петровича стеклянными глазами. Холодный пот прошиб того от головы до пяток.
— Матерь божья! — он наклонился ниже, потрепал Даму по щеке, потряс за плечо и перевернул на спину. Её голова свободно откинулась назад. Из порванного на груди халата ещё сочилась кровь. Сомнений не оставалось, Она была мертва. — Ох, ёмаё!
Около ножки стола лежал нож, выкидной, трофейный. Петрович поднял нож, обтёр полотенцем, сложил и убрал в карман, потом как-то сразу обмяк, съехал по стене, обхватив голову руками.
— Как же Так? Ты Там и Тут?
Кап, кап, ка… так, тик-та…

В не очень далёком будущем

Меньше, чем через неделю дембель, и прощай Кандагар. Полтора года войны за.. Интернациональный долг. Всякое Тут бывало. Потому что Тут Так. Вчера опять погибли бойцы, все, в машине. Обстрела не было, говорят граната взорвалась внутри кабины. Уже третий случай. Кто? О ней думать не хотелось, но мысли, упорно возвращали его в соседний посёлок, в чайхану на окраине. Гульнара, больше некому. Она знала по русски несколько фраз, «ты хороший» — и маленькая рука протягивалась навстречу гостинцу.
Он вошёл в подсобку неожиданно, девушка резко дёрнула покрывало, пытаясь что-то прикрыть на столе. Он не дал. Там лежала игрушка с распоротым туловищем, иголкой и ниткой. Он знал что внутри. Гульнара вскрикнула, но Он плотно зажал ей рот. Глаза, совершенно чёрные, полные тягучей ненависти, зыркнули на него.  «Зачем?» Она не ответила, вывернулась, выхватив из глубин своей широкой одежды нож и вонзила в него. Он инстинктивно перекинул её не отпуская, и лезвие вошло в ногу. «Ненавижу! Всех вас!», — прошипела девушка. «Прощай» и он ударил её куда-то в область сердца.. «Ах, — тяжёлый выдох вырвался на волю и время остановилось, её нет. Больше Там нет.

Опять завтра

Шквал аплодисментов рухнул словно внезапный ливень, запустив время. И лавина эмоций хлынула бурным потоком из сотен внимающих Душ. «Браво!» «Бис!» «Бис!»  Поклон, занавес. Прекрасная Лебедь опять и опять выходила на бис в белоснежном наряде, а на груди у неё красными блёстками было вышито неровное пятно, издалека похожее на звезду. Она улыбалась и приседала в глубоком реверансе перед его величеством… Зрителем.

Всегда

— Грустная сказка, — снимая морок виртуального сна сказала Она.
— Скучная, — ответил Он и мотнул головой, сбрасывая виртуальную иллюзию, а про себя подумал, — «ведь с прошлой дурочкой сюжет сложился более эффектный, интересно, с чем это связано? Может эта слишком глупа?»
Два часа виртуального сна длинною в один спектакль и несколько жизней, стоили, однако, не так уж и мало, не каждый мог позволить себе это. Однако, Он давно был самодостаточным, чтоб не думать сюжет самому, потому услуга была щедро вознаграждена. А Она была слишком юна, чтоб понимать смысл произошедшего завтра…
Тут Он не любил крови, Тут было Так, Тут был Океан. А Там…Там всё было не Так….
Там — там-та-(Ра)м, там-та-(Ра)м…

Часть третья. Философия времени

Великий Океан, это такая капля, которую держит изнутри тот, кто его создал. Чем дальше от глубины(которая не обязательно центр в нашем пространственном понимании, но которая есть суть его), тем меньше океана. Может ли быть такое состояние, где океана нет вообще? Предположим, что может. Тогда условная линия раздела является крайним пределом «вод». За этим пределом нет ничего, ни пространства, ни пустоты, ни идеи «вод», поэтому можно считать, что океан бесконечен, но определён водами. Чтобы вода потекла, или хотя бы стала капать, нужно создать внутреннюю неравномерность вод, структуру, Закон движения. Воду удобнее всего болтать ложкой, создавая воронки, которые в свою очередь порождают флуктуации, завихрения, фрактально повторяясь, уплотнения и разряженные области низкого давления. Вода всегда течёт с высоты вниз, закручиваясь в торы, если нет Силы от более мощного тора. Торы — это плотные области воды в Больших водах. Сильное уплотнение проявляет тор в слоистые ПЛАНЫ, так получаются ПЛАНеты. Они все связаны Большими водами и подчинены Закону вод. Сколько слоёв сможет удержать остриё отдельно взятого разума планеты — в стольких планах она будет проявлена в виде движения вод=времени.
Остриё, пронзающее планы — ось разума. Всё имеет свою ось и маленькую и побольше. Чем больше разум (ось) тем больше сфер понимания (планов=слоёв) может пронзить он.
Пронзая несколько поверхностей понимания (событий, времён) можно увидеть их центральное подобие (подобное тянется к подобному).
Поэтому через «кровищу», как блокиратор, надобно перешагнуть, но возможно ли? Внутреннее возмущение, неприятие, брезгливость, смешливость не дадут. И это самые простые «к перешагиванию» эмоции(чувства)… есть и более сложные. Кто-то остановится на «кровища=трэш», кто-то дойдёт до рода(по крови), будут такие, кто полезет изучать формулу кровей. А это всего лишь ключ. Ось сквозь слои времён, звезда на груди(сердце), которой никогда не было.

Капля кап-кап  = тик-так — тИкает-тикАет = течёт, бежит вода времён, течёт река… Всегда сверху вниз из прошлого в будущее. Но что есть верх в этом мире Океана? Только то, что сам себе определил, пронзив остриём, определив положение оси. Большие Умы(оси) никогда не дадут маленьким осям отклониться с орбиты в своей сфере влияния.

Нет Ответов

Добавить комментарий

Свежие комментарии
Март 2019
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Свежие комментарии